К ВОПРОСУ ИЗУЧЕНИЯ ЭТНОГЕНЕЗА НИЖЕГОРОДСКОЙ МОРДВЫ

В статье рассматривается вопрос о возможности выделения этнической группы нижегородской мордвы-терюхан как отдельного субэтноса мордовского народа. Автор показывает и анализирует основные сформировавшиеся концепции о происхождении терюхан. Рассматриваются сочинения античных и средневековых авторов как группа источников, которые могут уточнять сущность и харак-тер этногенеза отдельных поволжских народов. Используются данные лингвистики для уточнения происхождения названия мордвы и терюхан. Делается вы-вод о возможности выделения терюхан в отдельную этническую группу в составе нижегородской мордвы.

В исторической науке до сих пор остается открытым вопрос о терюханах, в частности о том, можно ли считать этот этнический анклав отдельным мордовским субэтносом, хотя в последнее время и вышел целый ряд публикаций, посвященных данной проблематике [1; 18; 20; 34; 39]. Первым о терюханах, как отдельном народе, сообщил П. И. Мельников, называя их племя «самым северным из мордовских, жившим прежде по берегам Волги и Оки», оставшимся к 1867 г. только в 40 селениях Нижегородского уезда в количестве 13 тыс. душ обоего пола [24, с. 411]. П. И. Мельников, наблюдая терюхан, не мог не отметить их чрезвычайную близость с эрзянами («эрдзянам») и их обрусение. При этом он счел нужным заострить внимание на том, что «судя по остаткам их языка, судя по их обычаю и религиозному культу, их нельзя не признать особым племенем» [24, с. 411].

Вместе с тем звучали и противоположные точки зрения. Так, архиепископ Дмитрий (Сеченов) во время своей поездки по терюханским селам вообще отказал терюханам в «мордовстве», считая их говор сродни говору суздальских и ярославских мужиков, придя к выводу, что они «называются мордвой ложно, понеже они мордвою никогда не бывали…» [36, л. 79–79об]. Кроме того, этнограф В. Н. Майнов во время своей поездки к терюханам в 1878 г. пришел к выводу о том, что это мордва-эрзя, населявшая Терюшевскую волость, именно благодаря названию волости ошибочно именуется терюханами [19, с. 1]. 

Во второй половине 1920-х гг. советские этнографы М. Т. Маркелов и С. П. Толстов установили, что элементы культуры терюхан близки «прошлым традициям культуры эрзянской группы мордвы», а «язык этой группы ничем не отличался от эрзянского наречия мордовского языка» [21, с. 118]. Эрзянские черты были замечены ими и в одежде терюхан, в их фольклоре и семейных обрядах. Здесь же ученые отметили сложившуюся из русских и мордовских элементов «двойственность этнического типа терюхан». Несмотря на это, исследователи пришли к выводу, что терюхане представляют собой одну из мордовских народностей наряду с эрзей, мокшей, и каратаями, которая не успела стать «вполне ассимилированной эрзей» [21, с. 107, 118, 123]. Они же указали на то, что термин терюхане не является самоназванием, а связан с центром волости — с. Большое Терюшево, название которого, по их мнению, происходило от языческого мордовского имени Терюш (Теряй, Терюхай) [21, с. 109]. О том, что слово терюхане не может считаться этнонимом, советские ученые говорили и позднее [25, с. 26].

Впоследствии, ввиду практически полного обрусения терюхан, вопрос о том, являются ли они отдельным субэтносом мордвы, или всего лишь подразделением мордвы-эрзи, утратил свою актуальность, сместившись в область изучения остатков фольклора и материальной культуры терюхан.

В настоящее время вопрос поисков своих корней вновь приобрел свою актуальность. В этой связи целесообразно еще раз поставить вопрос о том, являлись ли терюхане отдельным мордовским субэтносом, или же были северным анклавом мордвы-эрзи.

Можно предположить, что к терюханам относились не только жители сугубо Терюшевской волости, но и остатки большой популяции финно-угорских племен, занимавших правобережье Средней Волги от устья Оки до Попьянья. Тем более что мордовские легенды об оставлении устья р. Оки говорят, что мордва из района Дятловых гор (устья р. Оки) переселилась в земли будущей Терюшевской волости, «где всякий поселился кто где хотел, строил дом кто как вздумал, стал жить кому как угодно, под властью панков, которые были вроде начальников деревни» [23, с. 311].

Эта мордва, очевидно, была близка по своему языку и культуре к остальной мордве-эрзе, жившей в Волго-Окско-Сурском междуречье, но ее историческая судьба складывалась иначе, из-за чего и эндоэтноним эрзя они вряд ли знали, вероятно, называя себя в обозримой источниками перспективе мордвой. Какие факты дают нам право утверждать это?

Во-первых, можно не сомневаться, что данная популяция, занимая исключительное, с экономической и стратегической точки зрения географическое положение, очень рано должна была попасть в поле зрения средневековых хронистов. Средняя Волга, от устья Оки до устья Суры,была, главным отрезком речного транзита центра Восточной Европы. Народ, живший в этом регионе, должен был быть известен путешественникам и Запада, и Востока, купцам всех держав и народов, так или
иначе участвовавшим в этом транзите.

И здесь очень важно относящееся к IV в. упоминание Иорданом народа mordens, подвластного королю готов Германариху [12, с. 89]. Данный этноним mordens обладает одним корнем с этнонимом мордва, из-за чего многие исследователи уверены, что здесь мы имеем дело с первым упоминанием этого этнонима. У нас нет оснований для прямого сопоставления этнонима mordens (мордва) как названия финно-угорских племен, живших именно от устья Оки до Пьяны. Однако то обстоятельство, что потомки этих финно-угров уже в Средневековье называли себя мордвой (мордвич, мордвин, из мордвов), и впоследствии никогда не отрекались от этого имени, говорит о том, что в случае предков мордвы-терюхан, этноним морд (мордва) вполне мог быть их самоназванием.

Надо сказать, что в Средневековье этноним мордва, мордвич использовался достаточно широко, чему свидетельством и русские документы, и фамилии знатных русских вельмож — выходцев из мордвы. Безусловно, негативное отношение к данному этнониму стало вырабатываться только в Новое время, и его постигла та же судьба, что и этноним татарин. В средневековье, будучи социально престижным, этот макроэтноним охватывал все тюркоговорящие народы Северной Евразии. Однако по мере вхождения этих народов в состав Русского государства, этноним татарин, как обозначение противника всё сильнее наполнялся негативным смыслом, пока, в конце концов, и сами его носители стали избегать этого названия, предпочитая называться или по местности проживания — казанцами, мишарями и т.д., или по исповеданию ислама – мусульманами. Только на рубеже XIX-XX вв. под воздействием национальной интеллигенции этноним татары стал употребляться в качестве основного общенационального наименования.

Очевидно, то же самое произошло и с этнонимом мордва. Противники древнерусских князей, нередко выступавшие в конфликтах на стороне ордынцев, затем активные участники событий «Бунташного века», упорные язычники, мордвины имели неоднозначную репутацию. Неудивительно, что к XVIII веку этноним мордвин сделался едва ли не ругательным. В крепостнической России  финно-угры, наряду с другими малыми народами, подвергались закабалению и всячески притеснялись. Этноним мордва, тождественный термину «инородец», из уст крепостников звучал презрительно, и самими мордвинами стал восприниматься соответственно.  

в крепостнической России, в которой финно-угры, наряду с другими малыми народами, подвергались закабалению и всячески притеснялись. 

Этноним мордва, тождественный термину «инородец», из уст крепостников звучал презрительно, и самими мордвинами стал восприниматься соответственно. А. Н. Маскаев указывает, что «Мордва… до Октябрьской революции воспринимала это слово чаще всего как оскорбительное, в значении пренебрежительном»[23, с. 42]. Однако известно, что в окружении других народов и эрзяне, и мокшане совершенно свободно именовали себя мордвой, и, как указывал Н. Ф. Мокшин, «Этнонимы эрзя и мокша мордвой чаще употребляются при внутриэтническом общении. Этноним же мордва… очень давно, стал использоваться и самой мордвой в качестве эндоэтнонима» [26, с. 18].

В Советской России данный этноним был воспринят на государственном уровне, что показало создание мордовской автономии, Но с ростом национального самосознания мордовских субэтносов эрзи и мокши этноним мордва опять стал восприниматься как навязанный, чужеродный. Хотя и в этот период, по данным переписи населения 1959 г., учитывавшей этнические деления мордвы внутри Мордовской АССР, порядка 5 % опрошенных назвали себя мордвой [8, с. 313].

О неприязненном отношении к этнониму мордва писали и историки. Б. Д. Греков, опираясь на исследования других славистов, пришел к выводу, что слово «мордва» («мордвинич», «мордвич», «морд», «мурт») близко к слову «смерд», и означает, не что иное как «слуга», «зависимый, неполноправный человек» [7, с. 11].

Вместе с тем отметим, что основа морд имеет очень древнее происхождение. Выше говорилось, что имя мард было известно еще Иордану — певцу готской истории, затем о стране Мордии упоминал византийский император Константин Порфирогенет [15, с. 156–157]. Потом в разных европейских источниках он звучало как Merdas, Merdinis, Merdium, Mordani, Mordua, Morduinos, а уже в древнеславянском языке получило суффикс собирательности — мордъ-ва.

Что же касается финно-угров Нижегородского уезда, то обратим
внимание, что в легендах о завоевании русскими устья Оки, в частности,
в той же песне «На горах то было, на Дятловых», коренные жители устья
называли себя именно мордвой [24, с. 416–417; 17, с. 57–64]. И даже уже в XX в. представители нижегородской мордвы, практически позабыв родной язык, продолжали именовать себя мордвой [25, с. 25].

Рубрук отмечал: «К северу находятся огромные леса, в которых
живут два рода людей, именно моксель, не имеющие никакого закона,
чистые язычники. Города у них нет, а живут они в маленьких хижинах в
лесах… Сзади (или среди) них живут другие, именуемые мердас, которых
латины называют мердинис, и они — сарацины (мусульмане). За ними
находится Этилия» [32, с. 110]. Здесь мы видим, что Рубрук жителей земель, лежащих к северу от мокшанских (моксель), называет мордвинами (мердас, мердинис). Это соответствует положению нижегородской мордвы, тем более что путешественник подчеркивает, что они сарацины. О возможном распространении первичных форм мусульманства среди финно-угров устья Оки говорит и имя их предводителя Ибрагима, упомянутое в легенде [27, с. 15], и прозвание вождя мордвы устья Оки — Скворца — месегетянином (магометанином) [24, с. 510]. О том, что у Рубрука речь идет именно о мордве устья Оки, говорит его указание на то, что за этими мердас-мердинис начинается «Этилия», т. е. Волга.

Известно, что одним из главных определителей сложившегося этноса является его название — этноним. Этноним, да еще зафиксированный источниками, говорит о том, что этнос сформировался, и его носители ощущают себя частями единого народа, со своими традициями, языком и культурой. Можно ли говорить, что в первых веках I тыс. н. э. в бассейне правобережья Нижней Оки и Средней Волги сложился новый этнос? Безусловно, ведь уже начиная с VII в. на означенных выше территориях сложился народ со своим языком, своей керамикой, костюмом, традициями и погребальным обрядом [35, с. 26–31, 43, 55].

Что мог означать данный термин? Хорошо известна древнеиранская форма *mardχvār- или *mǝrǝtāsa- «людоед», которую вульгарно прочат в основу этнонима мордва (морд), связывая предков волжских финнов с упомянутыми Геродотом андрофагами (греч. «людоед»). Дескать, иранцы-скифы могли называть лесных жителей людоедами, а греки перевели это название на свой язык. Эта этимология, конечно была бы, возможна, если бы удалось доказать непосредственную преемственность между андрофагами и средневековой мордвой. Однако генезис мордовских народов включил в себя достаточно много этнических компонентов, как восточных, так и западных, и говорить о сугубой автохтонности неверно.

К тому же и переход *mardχvār или *mǝrǝtāsa в финальное mord затруднителен. Скорее можно допустить, что данный этноним занесли в среду предков волжских финнов их степные соседи — ираноязычные скифы и сарматы, ставшие участниками этногенеза предков мордвы.

Дело в том, что этнонимичная основа мард/морт/мурт присутствует в названии трех финно-угорских народов: морд-ва, уд-мурт-ы, коми-морт. Хотя и коми и удмуртов не назовешь близкородственными современной мордве. Тем более и тех, и других нельзя назвать потомками андрофагов. И все-таки они стали морт-ами и уд-мурт-ами. В связи с этим можно предположить, что мард-ами (иранск. mard — человек) называлось некое сарматское племя, завоевавшее земли Среднего Поволжья. Известно, что Геродот еще в IV в. до н. э. упоминал племя мардов — союзников персов [6, I, с. 25]. Согласно Страбону, эти марды обитали на берегах Гирканского (Каспийского) моря и граничили с персами [3, XI, с. 6, XIII, с. 524]. Страбон включал мардов в число четырех разбойничьих племен, которым персы платили дань, а отряд
мардов сражался с Александром Македонским при Гавгамелах [4, III, с. 11, 13].

Современные исследователи полагают, что марды (амарды) было
названием родственных сарматам кочевых племен живших по Амударье
[30, с. 780]. Мы допускаем, что так персы называли все родственные кочевые народы, жившие на север и на северо-восток от Амударьи. И эти кочевники на рубеже старой и новой эр, вторглись в Среднее Поволжье и дальше в Прикамье, принеся покоренным народам своё имя. Ученые допускают, что мурт было названием предков удмуртов, мари, коми и пермяков в древности [37, с. 329–330]. В начале I тыс. н. э. зазвучал на берегах Средней Волги и Нижней Оки этноним мард, зафиксированный Иорданом и получивший у восточных славян суффикс множественности (морд-ва).
И хотя эрзяне и мокшане сами себя мордвой не называют, но в мордовских языках есть родственный этому этнониму термин мурдье, обозначающий супруга. Известный лингвист и исследователь мордовских языков Д. Бубрих именно от него выводил происхождение этнонима морд. И именно с готами он связывал распространение этого этнонима. Бубрих писал: «…готы слыхали, как мордовские воины или торговые
люди обращались к своей среде так: “мурдье” (“муж”), “мурьдть” (“му-
жи”) и поняли это как название народности». Он допускал, что «у самой мордвы данное слово в своем употреблении некогда приближалось к этническому термину» [5, с. 31].

Финно-угры устья Оки стали называться мардами, и благодаря
своему географическому положению и экономическим контактам с соседями в конце I тыс. н. э. представляли собой вполне развитой раннесредневековый этнос. От него название марды западными соседями было перенесено на все другие финно-угорские племена междуречья Оки и Суры.

Одним из главных признаков развитого общества является его идеология. Известно, что религиозные верования мордвы П. И. Мельников описывал на примере языческой религии мордвы-терюхан (нижегородской мордвы). А. Н. Маскаев выражал уверенность в том, что мифологическая и религиозная системы, описанные Мельниковым, ни в коем случае не являются выдумкой [23, с. 130]. Мельников констатировал у терюханской мордвы наличие развитого пантеона языческих божеств, со своей субординацией, что выгодно отличает их от других мордовских субэтнических групп. В качестве примера он приводил симбирских и пензенских эрзян, в мифологии которых, в отличие от терюхан, не было строгой субординации [23, с. 131].

Таким образом, развитая идеология, вкупе с особенностями материальной культуры, отличными от других эрзянских этнических групп, позволяет допустить, что именно финно-угры, проживавшие в начале I тыс. н. э. в правобережье Средней Волги от устья Оки, до Попьянья, и наиболее тесно контактировавшие со всеми волнами завоевателей, начиная от скифов-сарматов, готов и гуннов и заканчивая русскими князьями, и носили название mard (морд-ва), перенесенное потом на все эрзянские и мокшанские племенные группы, жившие в Окско-Сурском междуречье. При этом, в отличие от Запада и Византии, на Востоке этноним мард не использовали, предпочитая называть жителей междуречья эрзя (арису), или арджан, вероятно, по аналогии с названием страны Арсы и народа арсайя, известных арабским ученым [14; 33, с. 36; 2].

Безусловно, мордва устья Оки, как занимавшая важный узел речной торговли, была наиболее подвержена влиянию ведущих держав своего времени. Это влияние видно как в отголосках ислама, о которых говорилось выше, занесенных сюда арабами и волжскими булгарами, так и в отголосках иудейства, которые могли занести сюда хазары [20, с. 54–66]. Первыми столкнувшись с экспансией русских князей, предки терюхан после недолгого сопротивления вошли в сферу русского влияния. Легенды о мордовских вождях Скворце и Дятле и передаче земли во владение «московскиму мурзе» связаны именно с мордвой устья Оки. Находки археологов говорят нам, что уже к XIII в. в среде предков мордвы-терюхан заметны следы влияния русской материальной и духовной культуры [38]. 

Предположение проф. Е. В. Кузнецова о том, что мордовский князь Пуреш мог быть предводителем предков терюхан [16, с. 98], говорит о том, что феодалы мордвы устья Оки к XIII в. могли быть и военным вассалами русских князей, основавших на их территории свой форпост — Нижний Новгород. В этой связи любопытно, что антропоним Пуреш (Пурес, Пуреска) был широко распространен среди терюхан. А в правобережье Нижней Оки находится озеро Пуреш (Пурешево) — как отметка былых границ владений этого князя. Мордва устья Оки, являя собой отдельный этнический анклав, вполне могла входить в состав отдельного феодального владения, союзного русским феодалам. В этой связи особенно ценными являются данные антропологических исследований, которые говорят о том, что современные терюхане физическим строением отличны от эрзян, мокшан, великороссов Поволжья, и других окружающих их этнических групп [1,с. 84–88]. Впрочем, если в XIII в. еще можно говорить о военных союзах владимиро-суздальских князей и мордвы правобережья Средней Волги, то в последующую эпоху речь может вестись о политике полномерного заселения земель предков нижегородской мордвы и их обрусения, проводимой нижегородскими князьями [29, с. 181].

Отдельно стоит рассмотреть и происхождение названия древнего
центра мордвы-терюхан — села Большое Терюшево, которое, как мы полагаем, ошибочно связывают с языческим именем Терюш. В основе этого топонима, вероятно, лежит эрзянское тёра (цёра) — «парень», произошедшее от древнего «воин», «мечник», если выводить его от мордовского «тур» («меч»). Слово «турян» («тюрян, тюрган») в мордовских языках означает «воинственный», «драчливый». «Торих», «Турих», «Терех» — так могла называться укрепленная крепость («твердь») предков мордвы-терюхан. Здесь мы видим аналогию с названием села Терехово и Тереховского городища в Рязанской области, бывшего во II–VII вв. укрепленным городищем рязано-окцев, которые являются прямыми участниками этногенеза мордовских народов.

Несмотря на ранее вхождение в сферу влияния русской государственности, нижегородская мордва долго сохраняла стремление к независимости и свободе. Так, в Смутное время Нижний Новгород осаждало ополчение составленное, очевидно, из нижегородской мордвы, наиболее близко живущей к устью Оки, и возглавляемое выборными предводителями Московым и Воркадиным [28, с. 54].

Затем, во время Разинского восстания, именно в среду нижегородской мордвы устремились разинские эмиссары, подбивая жителей правобережья Средней Волги на восстание. Мордва, вкупе с русскими крестьянами, немедленно взбунтовалась: в их среде наиболее активен был так называемый «Нечай-царевич», и эту восставшую мордву наблюдали уже вблизи Нижнего Новгорода [31, с. 120, 123–124]. Отметим, что некоторые исследователи указывают на мордовское происхождение самого Степана Разина [39, с. 111]. Одно из самых крупных сражений Разинского восстания случилось в землях нижегородской мордвы близ с. Большое Мурашкино. По итогам поражения восставших никого не наказывали строже чем «казаков мордвинов» [22].
Впоследствии, уже вполне обрусевшая мордва Терюшевской волости (и в целом правобережья Средней Волги) очень долго сохраняла остатки своего национального «мордовского» самосознания, что удивляло современников и исследователей.

И основой подобной верности своим корням служили не отличия в экономике или в языке. Исследователи начала XX в. подчеркивали, что «хозяйственный быт терюхан не позволяет их выделить сколь-нибудь серьезно из окружающего русского и обрусевшего населения. Одинаковые исторические судьбы, крепостная зависимость от одних и тех же помещиков, не могла не нивелировать всех особенностей национального типа хозяйства» [21, с. 109]. Выше мы упоминали, что терюхане уже на рубеже XVIII–XIX вв. практически забыли свой язык. Только идеология,
только «мордовская вера» оставляла монолитным национальное этническое самосознание нижегородской мордвы. В своих прошениях к императорскому двору они продолжают именовать себя «мордвой», выказывая желание «быть в своей старомордовской вере по-прежнему…» [9, с. 186–187]. К борьбе за веру призывал сожженный Несмеян Кривой, к торжеству «мордовских богов» призывал Кузьма Алексеев, за «мордовскую веру и законы» сидела в темнице Мамилька — героиня песни, записанной среди мордвы-терюхан [10, с. 168; 11, с. 9; 23, с. 355].Еще и в первой половине XX в. терюхане называли себя мордвой.

На сегодня практически все они обрусели. Единственными остатками
этнического анклава нижегородской мордвы можно считать население
сел Юморга и Кислёнки, расположенных в Попьянье, которое уже называет себя эрзей, хотя еще в середине XX в. называлось мордвой, что видно из записей самих местных жителей и статей, опубликованных в местной прессе [13]. Таким образом, на основании всего вышеизложенного, в мордве-терюханах, и в целом в нижегородской мордве, можно видеть представителей отдельного мордовского субэтноса, носившего в раннем средневековье наименование марды (морд-ва), хоть и сходного с другими мордовскими племенами, но имевшего ярко выраженные особенности собственной культуры, идеологии и языка.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1. Абрамов В. К. Терюхане — Пургасова Русь? // Вестн. Мордов. ун-та. 2014. № 3. С. 84–88.

2. Ал-Истахри. Книга путей и государств [Электронный ресурс]. URL:
http://www.vostlit.info/Texts/rus4/Istahri/… (дата обращения: 25.11.2019).

3. Античная география / сост. М. С. Боднарский. М., 1953. 375 с.

4. Арриан. Поход Александра. М.; Л., 1962. 394 с.

5. Бубрих Д. В. Можно ли отождествлять мордву с андрофагами Геродота // За-
писки Мордовского научно-исследовательского института социальной куль-
туры. Т. 3. Саранск, 1941. С. 25–34.

6. Геродот. История. Л., 1972. 600 с.

7. Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. 568 с.

8. Дорожкин М. В., Козлов В. И. Этнические процессы (вместо заключения) // Мордва. Саранск, 1981. С. 313–325. 

9. Евсевьев М. Е. Мордва Татреспублики // Материалы по изучению Татарстана. Вып. 2. Казань, 1925. С. 179–196.

10. Захаркина А. Е. Восстание мордвы Терюшевской волости Нижегородского
уезда в 1743–1745 годах // Записки Мордовского НИИ языка, литературы и
истории при Совете Министров Мордовской АССР. Вып. 15: История и архео-
логия. Саранск, 1952. С. 155–170.

11. Зевакин М. И. Кузьма Алексеев: Крестьянское движение мордвы Терюшев-
ской волости (1808–1810). Саранск, 1936. 71 с.

12. Иордан. О происхождении и деяниях гетов / вступ. статья, перевод, комментарий Е. Ч. Скржинской. Изд. 2-е, испр. и дополн. СПб., 1997. 505 с.

13. История села Кисленка [Электронный ресурс]. URL: http://biblioteka-
pilna.ru/kniga-istorya-sela-kislenka (дата обращения 14.08.2020).

14. Коковцев П. К. Еврейско-хазарская переписка [Электронный ресурс]. URL:
http://gumilevica.kulichki.net/Rest/rest0504.htm (дата обращения: 20.10.2019).

15. Константин Багрянородный. Об управлении империей / под ред. Г. Г. Литаврина, А. П. Новосельцева. М., 1991. 493 с.

16. Кузнецов Е. В. Арзамасская сторона земли Российской: ранняя история // Россия XVI века: Казанский поход Ивана Грозного / под ред. Ю. А. Курдина. Арзамас, 2005. С. 94–112.

17. Легенды и предания мордвы / сост. Л. В. Седова. Саранск, 1982. 119 с.

18. Лисенкова М. В. Мордва-терюхане по материалам «Нижегородских епархиальных ведомостей» // Конфессиональные и этнические группы российских
регионов в XIX–XXI вв.: сборник научных трудов / под общ. ред. А. А. Сорокина. М., 2019. С. 177–183.

19. Майнов В. Н. Результаты антропологических исследований среди мордвы-эрзи. СПб., 1883. 559 с.

20. Малышев А. В. К вопросу о религиозных взглядах мордовского «пророка»
Кузьмы Алексеева // Конфессиональные и этнические группы российских
регионов в XIX–XXI вв.: сб. науч. тр. / под общ. ред. А. А. Сорокина. М., 2019.
С. 54–66.

21. Маркелов М. Т., Толстов С. П. К истории терюханской народной культуры
(предварительное сообщение) // Этнография. 1928. № 2. С. 104–123.

22. Марций И. Ю. Диссертация о восстании С. Разина [Электронный ресурс]. URL: http://drevlit.ru/docs/russia/XVII/1660-1680/Razin/Ma.. (дата обращения: 06.06.2020).

23. Маскаев А. Н. Мордовская народная эпическая песня. Саранск, 1964. 439 с.

24. Мельников-Печерский П. И. Очерки мордвы // Полн. собр. соч. T. VII. СПб., 1909. 524 с.

25. Мокшин Н. Ф. Можно ли считать этнонимами термины каратаи, терюхане и шокша?// Ономастика Поволжья. Вып. 4. Саранск, 1976. С. 21–28.

26. Мокшин Н. Ф. Мордовский этнос. Саранск, 1989. 157 с.

27. Морохин В. Н. Нижегородские предания и легенды. Горький, 1971. 240 с.

28. Нижегородский край: Факты, события, люди. Н. Новгород, 1994. 277 с.

29. Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. М., 1998. 474 с.

30. Пьянков И. В. История Древнего Востока. От ранних государственных образований до древних империй. М., 2004. 894 с.

31. Ржига Н. Ф. Разиновщина и раскол в Нижегородской губернии // Нижегородский краеведческий сборник. Н. Новгород, 1925. Т. 1. С. 110–127.

32. Рубрук, де Г. Путешествие в восточные страны. М., 1957. 291 с.

33. Сб. материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Извлечения из персидских сочинений, собранные В. Г. Тизенгаузеном и обработанные А. А. Ромаскевичем и С. Л. Волиным / отв. ред. П. П. Иванов. М., 1941. Т. 2. 308 с.

34. Малышев А. В., Сорокин А. А. Мордовский «пророк» и «волжский царь»: к вопросу об отношениях Кузьмы Алексеева и князя Г. А. Грузинского //Конфессиональные и этнические группы российских регионов в XIX–XXI вв.: сборник тр. / под общ. ред. А. А. Сорокина. М., 2019. С. 66–73.

35. Степанов П. Д. Древняя история мордвы-эрзи. (Очерк второй    — археологические и этнографические данные) // Исследования по археологии и этнографии Мордовской АССР. Труды МНИИЯЛИЭ. Вып. 39 / под ред. П. Д. Степанова. Саранск, 1970. С. 26–66.

36. Центральный архив Нижегородской области. Ф. 1. Оп. 1. Д. 28.

37. Цыганов Н. Ф. Следы этнонима «мордва» // Этногенез мордовского народа.
Саранск, 1965. С. 323–330.

38. Четвертаков Е. В. Принятие христианства [Электронный ресурс]. URL:
https://archeodiary.ru/news/013-prinyatie-khristianstva (дата обращения 30.07.2020).

39. Шаронов А. М. Меря, эрзя, русь: автохтонный аспект. Саранск, 2019. 308 с.

Об авторе

Алексей Малышев

Просмотреть все сообщения

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.