В контексте изучения восстания Степана Разина любопытным предметом исследования является участие в этом восстании опального патриарха Никона и в целом некоторой части русского духовенства. Считается, что Никон играл в этом народном движении опосредованную роль, будучи более символом протеста, нежели его участником. Как советские историки, так и историки церкви отрицали связь Никона с восставшими, одни объясняя сведения о такой связи «агитацией Разина», а другие «дутым, искусственно собранным» врагами патриарха материалом.[1] Однако то, что в «деле» Никона – огромном комплексе документов Приказа тайных дел – особое место занимает обвинение его в «государевой измене», указывает, что современники всерьез рассматривали возможность связи Никона и восставших.[2] Сам царь – Алексей Михайлович «Тишайший» − из десяти подготовленных вопросов к пленным разинцам три посвятил Никону, два из которых – его предполагаемому участию в народном восстании.[3] Некоторые факты биографии Никона также позволяют допустить, что низложенный патриарх был больше субъектом, нежели объектом событий разыгравшихся конце 60-х – нач. 70-х гг. XVII века в России.
В этой связи нам очень важной представляется хронология разинского восстания. Разин, до этого разбойничавший на Нижней Волге и Каспии, в 1670 году принимает решение «идти на бояр» и начинает своё движение вверх по Волге. Но именно в 1699 году патриарх Никон, вступивший в острые противоречия с боярской верхушкой и самим царём Алексеем Михайловичем, был отстранен от патриаршего престола.
Тут необходимо привести несколько фактов из жизни самого Никона – уроженца нижегородского села Вельдеманово, в юности – послушника в Макарьевском Желтоводском монастыре. Сделавшись в 1652 году патриархом, Никон – глава церкви и «собинный друг» царя Алексея Михайловича, стал главным реформатором Русской Православной церкви.
Патриарх Никон – одна из самых масштабных, и по-своему трагичных политических фигур своего времени. Деятельность Никона по своим последствиям, оказала на историю России влияние сравнимое с влиянием деятельности Петра Великого. Для Руси Никон в период своего могущества был тем же, чем был в своё время для Франции кардинал Ришелье, умерший незадолго до начала активной деятельности Никона. Характерно, что Никон, так же как и «Красный кардинал» имел свою гвардию – патриарших стрельцов, а в период всеобщего действия Соборного Уложения 1649 года, за Никоном, как за неким удельным князем сохранялось его собственное «домовое вотчинное правило».[4] В церковных делах полномочия Никона даже превосходили полномочия могущественного французского кардинала, например, Никон своей властью судил и запрещал епископов.[5] Он имел свой двор, свою тюрьму, и нередко исполнял обязанности сходные с обязанностями Ришелье − государственного секретаря и главы правительства Франции. Никон от имени церкви был крупнейшим феодалом тогдашней России: от Москвы во все стороны света на сотни вёрст простирались патриаршие земли, и по свидетельству Павла Аллепского число домовых хозяйств в вотчинах патриарха достигало 25 тысяч.[6]
Возвращаясь к деятельности Никона, добавим, что процессы, инициированные патриархом, при всех его благих намерениях, вывернули жизнь русского общества «наизнанку». Исправление церковных книг и обрядов вызвало небывалый раскол, разделивший это общество на гонимых – старообрядцев, и гонителей – «никониан». Противостояние между ними красной нитью проходит через всю последующую российскую историю. В этой противостоянии ни та ни другая сторона не жалели ни сил, ни средств, и очевидно, старообрядчество, спустя два с лишним века сумело победить своих гонителей, впрочем для старообрядцев эта победа оказалась «пирровой».
А началось всё с того, что в середине XVII века, России, вернувшей свой вес и влияние в Восточной Европе, понадобилась новая идеология – идеология Империи. Московское православие, в течение долгого времени развивавшееся обособлено, могло сделаться такой идеологией только после своего обновления, так сказать «апгрейда». Россия расширялась на запад, на восток и на юг, и ей были необходимы «духовные скрепы», позволяющие объединить общей идеологией многонациональное население растущей страны. Такими «скрепами» и должно было сделаться «обновлённое» московское православие.
Обладая широчайшим умом и организаторскими способностями, именно Никон начал обновление идеологической парадигмы «Русской веры» приводя её в соответствие с канонами православия вселенского.
План обновления был самым масштабным. Приводя в порядок каноны и правила богослужения, Никон, и его соратники создавали новую церковь – церковь вселенскую, в которой служение Богу и государю уравнивалось, делалось призванием. Неслучайно патриарх начал строить под Москвой, на реке Истре, точную копию Библейского Иерусалима − Новый Иерусалим, давая окрестным селам названия новозаветных селений. Этим самым он как бы «отменял» Старый Иерусалим – место, где убили Христа, и возводил Новый Святой Град – новую столицу вселенского православия. Эти устремления Никона полностью разделял православный царь. Именно по его указу Воскресенский монастырь был назван «Новым Иерусалимом».[7]
Замысел Никона был воистину космический – сделать Русь новой «Землей обетованной». На путях осуществления этого замысла Никон не только «смирял и наказывал», но и вёл большую просветительскую работу. Он собрал богатейшую библиотеку, сам отлично знал Священное Писание, устраивал училища, открывал типографии, собирал вокруг себя учёных людей, строя тем самым новую православную культуру, которая должна была сделать Москву подлинным третьим Римом.[8]
Свою миссию он ставил в один порядок с миссией православного царя. Алексей Михайлович Тишайший – сам деятель государственного масштаба, хорошо понимал с личностью какого полёта, свела его судьба. По воспоминаниям современников, скромный и набожный, царь Алексей Михайлович не отличался крепким телесным здоровьем, и Никон, будучи богатырём от рождения, напротив таким здоровьем буквально «дышал», был «мужчиной ражим». Его саккос весил четыре пуда, омофор около полутора пудов, и Никон служил в них и ходил в далёкие крестные ходы.[9] Казалось, в лице Алексея Михайловича и Никона встретились дряхлеющая Московия, замкнутая в междуречье Волги и Оки, и могучая бескрайняя Евразия, которая должна была своими богатырскими соками напитать тщедушное тело московского византизма. До самой смерти царь благоволил Никону, несмотря на ожесточённое отношение к нему придворных, до самой смерти искал возможности примирения с опальным патриархом. По свидетельству Ясского архимандрита, приравнивавшего Никона к Златоусту,[10] даже в период суда над Никоном царь ночью, тайком от бояр, посещал опального патриарха.[11] Никон, будучи в ссылке, получал от царя деньги и дорогие подарки, и не терял надежды на возвращение до тех пор,[12] пока настоятель Ферапонтова монастыря не донёс царю на контакты Никона с донскими казаками.
Патриарх Никон был незаурядной личностью, имел влияние на царя и пользовался этим влиянием, любил Алексея Михайловича, и искренне считал, что православный царь в делах духовных также подвластен своему патриарху, как и простые смертные. Его тезис о том, что «священство выше царства», ни в коем случае нельзя объяснять каким-то особенным властолюбием Никона, а именно его осознанием того, что через патриарха вершится воля Бога, действует Провидение. Алексей Михайлович, по-христиански смиренный, говорил, что: «…мне грешному, здешняя честь, аки прах»,[13] и, безусловно, отдавал должное власти патриаршей. Не случайно, царь настоял на принятии Никоном титула великого государя, который до него носил только патриарх Филарет, и то по праву отца царя Михаила Романова. Из-за этого патриаршего титула иерархи русской церкви стали называть себя «государями», и говорили, что: «мы суду царскому не подлежим, судит нас сам патриарх».[14]
Этот титул мы еще вспомним в нашем повествовании, а пока добавим только, что ношение подобного титула потом вменяли Никону в вину его недруги. Но он, несомненно, и не вкладывал в этот титул того понятия, какое оный имеет для царя. Никон полагал себя великим государем царства духовного, считая себя «самым первым рабом Божьим». А вот примат этого духовного царства над царством земным, для него был непреложным. Тем не менее, в мирской жизни употребление Никоном такого титула свидетельствовало именно о двоевластии на Руси, и не случайно историк писал, что: «Тон грамот Никона прямо указывал на двоевластие…»[15]
Строя новую идеологию, Никон, сам потомок вчерашних язычников, сделался яростным гонителем язычества. Для православных же он был образцом служения Богу, ревностно соблюдал все предписания своей религии, жестко требуя того же от подчиненных и приближенных. Во время своего послушания на Соловках, будущий патриарх, кроме общего келейного правила ежедневно прочитывал всю Псалтырь, и клал по тысяче земных поклонов.[16] Будучи патриархом, питался простой пищей вместе с другими монахами, носил простую одежду, участвовал наравне со всеми в строительстве и заготовке продовольствия для нужд братии. Во время постов «проводил жесточайшую жизнь» в отшельничестве, творил молитву со многими поклонами, уделяя сну не более трёх часов в сутки.[17]
Подвижничество Никона ещё больше привязывало набожного царя к патриарху, и, разумеется, сановным феодалам и другим придворным не нравилось такое влияние безродного мордвина на царя. Немало противников стяжал Никон и среди церковных иерархов, которые, иные по недовольству преобразованиями, а иные и просто из зависти, ненавидели патриарха. Популярность Никона и его неограниченная власть привели к тому, что ярый враг патриарха Иван Неронов упрекал царя, говоря, что: «Государевы царёвы власти уже не слыхать на Москве, а от Никона всем страх, и его посланники пуще царских всем страшны».[18] Другие противники Никона шли ещё дальше и твердили царю «…что великий государь патриарх не довольствуется в равенстве власти с великим государем царём, но стремится превысить его; вступается во всякие царственные дела, и в градские суды, памяти указные в Приказы от себя посылает…»[19]
Злые наветы сделали своё дело, и в 1658 году Никон подвергся опале, его сослали в отдалённый монастырь, а собранный в 1666 году церковный собор, объявил патриарха низложенным. Опальный Никон не смирился, и отлично понимая, что стало причиной его размолвки с царём, решил расправиться с придворными лизоблюдами. Связавшись с разинцами, он продолжил свою борьбу, которую он считал не просто борьбой с боярами, не борьбой за патриарший трон, не борьбой за милости и привилегии, а борьбой за душу царя, считал своей борьбой за будущее Империи.
Тут очень важно понимать, что Никон не ассоциировался у жителей Московии с каким-то расколом, хотя историки церкви отсчитывают начало раскола с 1654 года, с момента выступления Аввакума против указа о 12-ти земных поклонах.[20] Да, безусловно, с высоты своего времени мы можем сказать, что семена раскола были посеяны Никоном. Уже в начале реформ явились недовольные исправлением богослужебных книг, главным образом священники. Многие архиереи и протопопы были раздосадованы скорыми и навязываемыми силой преобразованиями. Их ссылали, лишали сана, а в ответ: «Они злобно хулили патриарха …называя святейшего антихристом и иными ругательствами…»[21] Но это были именно маргинальные выпады, и реформы принимались народом, ведь проводились они царём и патриархом.[22]
Начало расколу было положено тогда, когда приближенные царя, желая оклеветать Никона, стали использовать недовольных преобразованиями в своих целях. Началось всё с клеветы бывших клевретов Никона на своего покровителя, причём «Известие» называет среди этих клеветников новокрещенных иудеев.[23] Их клевета была умело использована придворными интриганами – противниками патриарха, и колесо гонений завертелось. Сместив Никона, они достигли своего, но и это был еще не раскол в том понимании, какое мы в него вкладываем.
Это был раскол между церковью и государством, а раскол приведший, без преувеличения сказать, к расцерковлению Святой Руси, явился уже следствием осуждения Никона и его извержения из сана. Повторимся, что реформы, начатые патриархом, вначале поддерживались в народе. В усмирении несогласных Никону помогал дар убеждения, блестящее знание Писания и церковных догматов, а если это не действовало, то в ход шли порка и другие наказания – церковные и светские вплоть до патриаршего проклятия и ссылки. Но проклиная приверженцев старых книг и обрядов, Никон не проклинал самих этих книг. Более того – своему противнику Ивану Неронову, патриарх указывал, что: «можно служить и по старым служебникам…»[24]Митрополит Макарий писал: «…что если бы продолжалось служение патриарха Никона… то он, может быть, дозволил бы и всем… приверженцам старопечатных книг то же самое, лишь бы они покорились Церкви и церковной власти …Таким образом, раскол, начавшийся при Никоне, мало-помалу прекратился бы, на место его водворилось бы так называемое единоверие. К крайнему сожалению, по удалению Никона с кафедры обстоятельства совершенно изменились. Проповедники раскола нашли себе …сильное покровительство, начали резко нападать на Церковь и её иерархию, возбуждать против неё народ и своею возмутительною деятельностью вынудили церковную власть употребить против них канонические меры».[25]
Повторимся, что исправления богослужебных книг, перемена многих церковных обычаев и обрядов, несомненно, привели к возмущению среди ряда верующих в центре страны, заставляя этих верующих протестовать, и терпеть лишения за своё несогласие. Однако Никон имел поддержку в народе. Демонизация его фигуры началась уже после победы над Никоном его оппонентов при царском дворе. Ведь, чтобы привлечь на свою сторону противников Никона, эти оппоненты уговорили царя вернуть из ссылки Аввакума и его единомышленников, и более того – дали им возможность открыто проповедовать. А уж те не стеснялись в средствах, откровенно клеветали на Никона, который для многих из них был личным врагом.
На периферии же, на окраинах страны была несколько другая ситуация. Здесь большинство населения составляли или действительные, или перекрещенные язычники, а также приверженцы других религий, и радикальное изменение православных книг и обрядов вряд ли вызывало «культурный шок». Здесь ещё и к действующим обрядам не успели привыкнуть, как следует. Особенно это было очевидно в Среднем Поволжье, где «инородцы» даже несмотря на главенствующее положение православия в государстве, в большинстве своём придерживались своих традиционных верований.
Но и здесь не могли не понимать, кем сделался вчерашний безродный мордвин в столице многонационального государства. Великим государем, нередко замещавшим самого царя, был Никон. В самой Москве патриарх также имел серьёзную поддержку низших слоёв населения. Согласно его жизнеописанию, Никон, в бытность свою архимандритом московского Новосспаского монастыря, своими прошениями перед царём «избавлял многих обиженных вдов и сирот от творящих им напасти».[26] Немало милостей для простого люда творил Никон и будучи Новгородским митрополитом. Он устраивал богадельни, во время голода ежедневно кормил по несколько сот человек. Никон мужественно вел себя во время новгородского бунта 1650 года, ходатайствуя потом о прощении бунтовщиков.[27] Не оставил Никон благотворительной деятельности и будучи патриархом.
Как указывал современник: «Этот патриарх не только пользовался славой святейшего, но и на деле трудился, используя все свое влияние ради общего блага и попечения о народе».[28]Жизнеописание Никона, составленное современником патриарха, также говорит о колоссальной народной поддержке гонимого священнослужителя. Неслучайно Никон требовал от вселенских патриархов при своём извержении из сана сделать это публично, при народе. Из своего заточения в Ферапонтове монастыре Никон «хотел бежать и обратиться к народу с жалобой на напрасное заточение».[29] Поддержка Никона среди простого люда была значительно большей, чем нам представляется в свете традиционной историографии. Следовательно, и мотивы, которыми руководствовался Разин, делая ссыльного патриарха знаменем восстания, становятся более прозрачными и весомыми.
Разин действительно проявлял неподдельный интерес к личности Никона. Считается, что донской атаман просто использовал фигуру популярного в народе церковного деятеля в своих целях. Причем в этом были уверены уже современники событий разинского восстания. Цитировавшийся выше автор, характеризуя Никона, продолжал: «…бояре извратили это (деятельность патриарха авт.) и направили все свои усилия на то, чтобы лишить Никона его положения и места, чего они легко достигли несправедливыми обвинениями, опорочив его во мнении царя. Ничто не могло быть так на руку Разину: неуверенный в удаче, он искал поддержки и нашел её, когда к нему присоединились те, кто негодовал на обиду, нанесенную патриарху».[30] Ведь, несмотря на то, что имя патриарха активно использовалось восставшими, сам он сумел уйти от обвинений после подавления бунта, что, как мы покажем дальше, могло быть следствием личной приязни к нему царя, и некоторыми политическими соображениями Алексея Михайловича.
Своеобразной «точкой бифуркации» Разина и Никона стал знаменитый Соловецкий монастырь. Общеизвестно, что Степан Тимофеевич, в 1652 году ходил на богомолье в Соловецкий монастырь. По завещанию своего умершего отца – Тимофея Рази, ходил Разин поклониться святым угодникам Божьим Савватию и Зосиме.[31] А Никон, согласно его жизнеописанию, в юности трудился в Анзерском скиту Соловецкого монастыря в иерейской службе.[32] И также, в 1652 году, Никон, будучи Новгородским митрополитом, по поручению царя ходил на Соловки за мощами московского митрополита Филиппа. Согласно жизнеописанию «Никона сопровождали боярин, дьяк и честные дворяне, а также паломники, которые по обету шли на Соловки».[33] Кто знает, не в числе ли этих паломников шел на Соловки и Разин?
Мог ли состояться контакт будущего патриарха и донского атамана во время первого паломничества Разина? Вполне. Затем, по утверждению историка казачества Е. Савельева встреча Разина и уже опального Никона случилась в Воскресенском монастыре – том самом Новом Иерусалиме. Сам Никон указывал, что казаки приходили к нему в Воскресенский монастырь, предлагая «если захочешь, то мы тебя по-прежнему на патриаршество посадим, сберем, вольницу боярских людей».[34] Савельев же писал, что Разин заезжал к Никону и в ссылку в Белозёрье, убеждая узника бежать с ним.[35] Это могло произойти во время второго паломничества Разина в 1662 году на Соловки. Никон с 1658 года находился в ссылке в Ферапонтовом монастыре на Вологодчине (как раз на пути Разина на Соловки), и их встреча здесь вполне допустима, тем более что С. Соловьев приводит слова самого ссыльного патриарха о том, что приходили к нему казаки: «Федька да Евтюшка, а третьего позабыл как звали, которые были прежде на службе с князем Юрием Долгоруковым, сказались, будто они идут Богу молиться в Соловецкий монастырь, а они не богомольцы …звали меня с собою…» Никон, по его словам, им отказал, «от воровства унял» и «они пропали неведомо куда».[36] Имя третьего казака Никон «забыл», но мы помним, что Разин в своё время был на службе у Юрия Долгорукова.
И уже в 1668 году, непосредственно перед началом восстания, в Ферапонтов монастырь приходили казаки гонцы Разина, предлагали Никону принять их сторону.[37]То есть контакты Никона с казаками продолжались в течение довольно длительного времени, и не прекратились они и после начала восстания. Схваченный Степан Разин, на допросе «…со многих пыток и с огня сказал; приезжал к нему под Симбирск старец от него, Никона, и говорил ему, чтоб он шёл вверх Волгою, а он Никон, со своей стороны пойдет для того, что ему тошно от бояр… А сказывал де ему тот старец, что у Никона есть готовых людей с пять тысяч человек на Белоозере».[38] Визит гонца Никона подтверждали «товарищ его, Стенькин, Лазорка» и брат Фрол.
Мы допускаем, что Никон и Разин были знакомы задолго до восстания, что, учитывая возможное мордовское происхождение Разина,[39] не покажется таким уж удивительным. Для нашего исследования важнее вопрос: кто же в этом тандеме был «ведущим игроком», а кто «ведомым»?
Патриарх, имевший в своих планах грандиознейшие преобразования церкви и общества, после разлада с царём понял, что его мечты осуществить через Москву Вселенское Православное Царство рушатся. Но вера в свою миссию, в свою «богоизбранность», не позволила упрямому от природы Никону отказаться от задуманного. Все попытки Алексея к примирению, ссыльный патриарх отвергал, а посланник Никона говорил царскому чиновнику, что: «Никон-патриарх на царя гневается».[40] Сам Никон беспокоился, что «изменники» хотят царя «очаровать», или уже «очаровали», и предупреждал царя о будущем «разорении козацком».[41] Именно в этот момент он и мог вспомнить о своем знакомце – донском казаке, с помощью которого он решил смирить царя, а если не получится смирить, то и сменить.
Этот вопрос не является «надуманным», как может показаться кому-то. Далеко не просто так Разин звал на борьбу с «изменниками, окружившими царя», и далеко не просто так выдвигал московскому престолу требование восстановить Никона на Патриаршем престоле.[42]Тут выявляется один важный момент: Никон, в надежде вернуться из заточения большие надежды возлагал на сына «Тишайшего» царя – на царевича Алексея. И когда в Ферапонтов монастырь пришла весть о скоропостижной смерти царевича, эти надежды «все погибли».[43]Вообще, с марта 1669 по январь 1670 гг. при дворе скончались царица Мария Ильинична и два царевича – наследник Алексей и Симеон. В народе пошли слухи о боярах-отравителях,[44] и Разин даже представлял себя как мстителя, призывая «всех, кто хочет мстить, а не повиноваться боярам, сходиться к нему и воздать им за их беззаконие».[45] В «прелестном письме» Разина присланном 15 октября 1670 года в Харьков, сказано: «…По указу Великого государя царя и Великого князя Алексея Михайловича… и по грамоте ево, Великого государя, вышли мы, Великое войско Донское, з Дону Донцом ему, Великому государю, на службу, потому что у нево, Великого государя, царевичев не стала и от них, изменников бояр».[46]
Действительно, весной 1670 года на Дон пришла «царская» грамота о необходимости спасать царя «от изменников-бояр», которую исследователи считают подложной. Только вот грамота эта пришла вместе с письмом написанным Разину лично Никоном. Казаки говорили, что «Никон де патриарх к Стеньке Разину на Дон писал, чтобы он, Стенька, собрався с воровскими казаками, шол на бояр к Москве, а ево де, Никона, бояря согнали с Москвы напрасно». При этом причиной выступления указывали именно отставку патриарха «а на што де было ево, Никона, с Москвы изгонять; как де бы ево не изгоняли, и от Стеньки бы Разина такие смуты и не было».[47]
О. Усенко не исключает, что послание от патриарха привез его эмиссар – черный поп Феодосий, о котором мы еще будем говорить в нашем повествовании.[48] В документах говорится, что « …тот де старец всякие воровские замыслы Стеньки Разина ведал… и по Черкаскому городку с ним ходил…»[49] А мы можем заключить, что весной 1670 г. казаки выступили по сигналу Никона.
Вскоре и умерший царевич «возродился» в новой ипостаси − Разин имел при себе самозванца, «отрока 16 лет», и выдавал его за умершего Алексея Алексеевича.[50] Этот мнимый «царевич» был таким же знаменем восстания, как и имя патриарха Никона, и характерно, что слухи о чудесном спасении царевича, как и сам самозванец, появились только через полгода после начала разинского движения. Впервые о нахождении «царевича» среди восставших заговорили в конце августа — начале сентября 1670 года, как раз когда к нему прибыл «старец от Никона», и благодаря этим слухам десятки тысяч крестьян поднялись на бунт.[51]
Но ряд своих воззваний к народу Разин писал просто от «великого государя», не называя имени. Вот как выглядит одно из воззваний: «Пишет вам Степан Тимофеевич всей черни. Хто хочет Богу да государю послужить, да и Великому войску, да и Степану Тимофеевичу…». В другом воззвании: «Да пожаловать бы вам, порадеть за дом Пресвятые Богородицы и за Великого государя, и за батюшку за Степана Тимофеевича…»[52] Имя государя в этих грамотах не названо, и это можно объяснить «экономией места». Дескать, имя это известно, лишний раз прописывать его нужды нет. Но надо понимать, что в этот период, на Руси так именовались две персоны – царь и патриарх Никон. Обладание подобным титулом было очень серьезным фактором для современников, неслучайно Алексей Михайлович, в момент окончательной размолвки с Никоном требовал от того отказаться от именования себя «Великим государем».[53]
Отсюда возникает допущение, что в этих грамотах имелся в виду другой великий государь – ссыльный Никон, даже после извержения из сана не потерявший популярности в народе. Разин призывал недовольных послужить великому государю Никону, и такая служба была в глазах обездоленных и почётной, и говоря современным языком, «легитимной». Более того, по свидетельствам современников пленных стрельцов казаки убеждали, говоря: «Вы бьетесь за изменников, а не за государя, а мы бьемся за государя».[54] А разинцы, захваченные в плен «принимали смерть с мужеством необыкновенным, будучи в твердом убеждении, что умирают за правое дело».[55]
Так, не за великого ли государя Никона шли на смерть восставшие? Нам возразят, что тёмный люд не разбирался в титулах, но, отнюдь – современники отмечали, что «московиты» с особенным упорством держатся титулов,[56]и вопросы титулоименования для восставшей «черни» и казаков были не менее важны, чем для придворных царя. И весьма вероятно, что в данном случае этим великим государем был «батюшка простого народа Никон», как ещё называли патриарха в «прелестных письмах» атамана.[57] Конечно, само по себе это не является свидетельством главенства Никона над восставшими, но то, что при Разине постоянно находились эмиссары патриарха позволяет нам выдвинуть такое предположение.
Как сказано выше, духовником атамана был некий чёрный поп Феодосий «посвященный в “замыслы” своего духовного сына. Он был полезен Разину и как проницательный сыщик и как охранитель».[58] А биографическое «Известие…» рассказывает о некоем приближённом к патриарху чернеце дьяконе Феодосии, которого Никон использовал в своих интригах против недругов – Крутицкого митрополита Питирима и Чудовского архимандрита Павла, желая опорочить их перед царём. Когда интрига раскрылась, Никон попросил Алексея Михайловича поступить с Феодосием «по своей воле».[59] Но характерно, что Феодосий не был казнён, или как-то наказан, а был «сослан в Кабаловский монастырь и с того монастыря освобождён по государевой грамоте».[60] Согласитесь, слишком мягкое наказание для человека пытавшегося отравить патриарха? А последующее освобождение «по государевой грамоте» может говорить о том, что его освободил великий государь Никон. И уже потом этот Феодосий обнаруживается как духовник Разина. В. Буганов в своих комментариях к допросам разинцев пишет: «Интересно, что чёрный поп Феодосий, отец духовный Степана Разина, в своё время был у Никона в Воскресенском монастыре “во дьяконех”».[61] Наш современник, историк С. Лобачев также отмечает: «Любопытно, что духовным отцом Разина был чёрный поп Феодосий, тот самый, который якобы намеревался отравить Никона в Крестном монастыре».[62] Государева грамота освободила мнимого отравителя, а на самом деле близкого Никону дьяка, и тот прямиком направился к Разину, став при нём патриаршими глазами и ушами, и проводил волю Никона.
По показаниям казаков, известно, что «Никон де патриарх к Стеньке Разину на Дон писал, чтобы он, Стенька, собрався с воровскими казаками, шол на бояр к Москве, а ево де, Никона, бояря согнали с Москвы напрасно».[63] Действительно, весной 1671 года Разин получил «царскую» грамоту, после чего и выступил вверх по Волге. О. Г. Усенко допускает, что Разин был спровоцирован этой подложной царской грамотой,[64] а принес грамоту на Дон «чернец», и чернецом этим был эмиссар Никона – черный поп Феодосий. Вероятно, вместе с грамотой к Разину пришло тайной письмо от Никона, которое, как уже указывалось выше, не было секретом для казаков. [65]
Возможно, старцем была привезена в восставшую армию и личная печать Никона, о которой царь упоминал в своих вопросах к арестованному Разину.[66]Любопытен «анабасис» отца Феодосия, описанный им самим: после освобождения из Канбаловского монастыря сначала он побывал в Макарьевском Желтоводском монастыре, а «от Макария сшол на Саратов, и на Саратове жил у игумена Филарета… С Саратова съехал на Царицын, с Царицина на Дон, в Черкаской городок».[67] Старец, выйдя из Макарьева − иноческой обители Никона, «в обратном порядке» повторил будущий маршрут Разина, и можно быть уверенным, что повторил не случайно. И так же не случайно из Черкасского городка отец Феодосий направился потом в Киев, то есть в Малороссию, очевидно налаживая связи с малоросскими казаками-черкасами, или вербуя оных в будущую повстанческую армию. Следовавший весной 1671 г. к Астрахани отряд Разина больше чем наполовину состоял из «хохлачей-черкас».[68]
Сам Феодосий утверждал, что «пошол было в Киев молитца», но по пути был захвачен в плен крымскими татарами. И из плена ему удалось уйти.[69] Был старец в плену или не был, неизвестно, но известно, что Разин вел переговоры с крымскими Гиреями о союзе и помощи в борьбе с Москвой.[70] А старец вскоре уже служил в Белгороде священником.[71]И уже весной 1670 года мы видим белгородского священника в Черкасске, в духовных отцах у Разина.[72]
Возвращаясь к Никону отметим, что судя по документам, опальный патриарх был для восставших знаковой фигурой. Тем более на Дону, где его реформы были приняты «официально», и решение об отказе от «старой веры» было узаконено на войсковом кругу в Черкасске, в 1688 году.[73] Сообщение о том, что во флотилии Разина есть два струга обитых один красным бархатом для царевича, а другой чёрным для патриарха,[74] делают саму идею присутствия Никона среди восставших анекдотичной, чем-то вроде циркового представления. Если лжецаревич и был реальной фигурой, то Никон-то находился в далёкой ссылке, и вряд ли Разин мог долго дурить сподвижников. Однако другое сообщение современника о том, что у разинцев был всего лишь портрет патриарха,[75] всё ставит на свои места. Восставшие имели портрет Никона, как образ духовного руководителя, и надеялись, что он вскоре присоединится к ним. Имя низложенного патриарха было серьезным стимулом для восставших, да и судя по всему для самого Разина.
Из допроса разинца, включенного в «наказную память» Разрядного приказа, посланную воеводе Ю. Долгорукому, известно следующее: «Да он же говорит: − Пойдет-де он, Стенька, в Русь, будет с ним заодно чернь да московские стрельцы, и они де бояр побьют заодно. Да они же, воровские казаки, говорят меж собой непрестанно и похваляют бывшего патриарха Никона: напрасно-де бояре с Москвы его согнали, а он же, Никон, им был отец. А когда Стенька Разин будет в Казани, или в Нижнем Новгороде, и он-де, Никон, будет на Москве по-прежнему. А на што-де было его, Никона, с Москвы изгонять, как-де бы его не изгоняли, а от Стеньки бы Разина такой смуты не было…» В записи другого допроса сказано: «…Да они же, будучи на Царицине многажды слышали, как казаки меж собою похваляют патриарха Никона, он-де патриархом в Москве будет по-прежнему. А придя на Москву, Стенька бояр и всяких начальных людей побьёт, а Никона возьмут на патриаршество. А нынешнего патриарха казаки бранят матерно».
Важно иметь в виду, что любое вооружённое выступление стоит немалых денег. Какие бы идеи не двигали восставшими, вооружение, экипировку, фураж и пропитание одним грабежом добыть невозможно. А ведь по сведениям иностранцев армия Разина насчитывала 30 тысяч «хорошо обученных солдат, которых хорошо оплачивают и кормят».[76] Им вторят и русские документы — из отписки алатырского воеводы А. Бутурлина известно, что всем вступившим в армию Разина «…будет жалованье по пяти рублей, да по зипуну».[77] Сам Стенька, вербуя в конце 1670 года казаков, обещал им «хлебных запасов по 5-ти чети да денег по 7-ми рублев человеку».[78] То есть не только агитационная работа, но и снабжение, и денежное довольствие в армии восставших было налажено.
Разумеется, нам возразят, что Разин, взявший немалую добычу в персидских походах, мог себе позволить снарядить крупный военный отряд. Однако не надо забывать, что вся добыча, взятая в казацких походах, немедленно «дуванилась» между участниками, доля атамана, какой бы огромной она не была, все-таки не могла покрыть расходов на содержание целой армии. Да и отряды восставших, действовавшие в Нижегородском Поволжье и в Заволжье, были оторваны от Разина и не могли бы воспользоваться финансовой помощью атамана, даже если таковая и была бы. А вот Никон, на протяжении своей патриаршей деятельности имевший доступ к неограниченным ресурсам, вполне мог себе позволить такую армию содержать, тем более что опыт такой у него имелся, вспомним патриарших стрельцов. Тем более, его эмиссары «черные попы»: вспомним, что и отец Феодосий, и старец приехавший с посланием от Никона, умели пользоваться оружием. Чернец Феодосий «хаживал с кинжалы» и «от стрельбы на Стеньку кладывал (прикрывал – Авт.)», а второй посланник вообще участвовал в сражении и «исколол сына боярского». Очевидно, что эти «богомольцы» были членами некоей тайной спецслужбы Никона, содержать которую патриарх мог и из ссылки.
Неслучайно, Никон, уехавший после размолвки с Алексеем Михайловичем, в Воскресенский монастырь, в своих письмах к царю оправдывался, отметая царские упреки в том, что он «много казны с собой взял».[79] Очевидно, при дворе такое мнение ходило – в декабре 1662 года царь поручил своим боярам расследовать «сколько Никон во время своего патриаршества …взял из домовой казны денег …поехавши из Москвы».[80] Да и расходы Никона, в которых он отчитывался перед царём, говорят о том, что он имел доступ к колоссальным суммам.[81] Таким образом, содержание огромной армии, насчитывавшей по подсчетам современников от 120 до 150 тысяч человек,[82]было по карману только серьезному бюджету, каким мог обладать всесильный московский патриарх.
Особого внимания стоит упомянутое выше известие о «печати Никона» стоявшей на «воровских грамотах». Известно, что собственную печать Никон увез с собой в ссылку. Но и под «воровскими грамотами» восставших стояла именная печать Никона. Согласно жизнеописанию патриарха, именная серебряная печать («надпись») с текстом о страданиях Никона «за слово Божие и за Церковь» была изготовлена для Никона после его ухода с патриаршего престола, и была увезена им в ссылку.[83] А потом оттиски этой печати обнаружились на воззваниях Разина к «черни». Объяснить это случайным совпадением нельзя. Автор жизнеописания Никона Иоанн Шушерин, которого С. Соловьев называет Иваном Шушерой,[84]всячески стремясь «обелить» своего патрона, пишет, что «надпись» Никона похитил изготовивший её «сребродел» монах Иона — пьяница и плут. Этот «окаянный» Иона, бежал из монастыря вместе с печатью, которую «всем показывал, порицая святейшего патриарха».[85] Таким образом, здесь мы видим следы попытки Никона оправдаться перед царём тем, что печать у него похитили.
Сам ход восстания указывает на то, что далеко не только один Разин был его верховным руководителем. Судите сами: после разгрома Разина под Симбирском и его бегства на Дон, восстание в междуречье Оки, Волги и Суры только разгорелось сильнее, и самые большие сражения произошли после этого разгрома. При этом Разин, незадолго до поражения, призывал к себе под Симбирск на помощь атаманов действовавших в Нижегородском Поволжье, но не все откликнулись на этот призыв. Михаил Осипов, поднявший на бунт Курмыш, Ядрин, Лысково и Мурашкино ушел к Разину, а, например, атаманы Свищев и Васильев призыв Разина проигнорировали, сочтя более важным делом осаду Арзамаса.[86]Несмотря на разгром Разина под Симбирском, бои в Нижегородчине развернулись серьезные, с участием десятков тысяч воинов с той и с другой стороны. Чаша весов колебалась достаточно долго, и любопытно, что именно в этот период, в конце октября, «вор Илюшка шёл из Галича недалече»,[87] то есть атаман Илья Пономарёв с крупным отрядом восставших подходил к Вологодчине – месту заточения Никона.
Вообще, складывается впечатление, что повстанцами, действовавшими на территории Волго-Окско-Сурского междуречья, руководил кто-то другой, а не Разин, и руководил очень умело. Не зря историк утверждал, что: «когда присматриваешься к карте движения красных (разинских авт.) войск, то поражаешься их правильным действиям. Такое расположение действующих армий требует знания местности, хорошо поставленной разведки, связи и знания противника».[88] Разин «зализывал раны» на Дону, а атаманы М. Харитонов, Л. Федоров, А. Боляев и др. вели в бой многотысячные армии, имевшие артиллерию и другие признаки регулярного войска. Причем составлены эти армии были не из донских казаков, а из местных «инородцев» — мордвы, марийцев, татар, чувашей, а также русских крестьян. Историк указывает, что в пятнадцатитысячной армии собранной Осиповым для похода на Нижний Новгород было не больше ста казаков.[89]
При этом заметим, что патриарх Никон, бывший, как известно, уроженцем Нижегородского уезда, связь с малой родиной в ссылке не терял. Источник сообщает, что Никона постоянно посещали родственники из Курмыша на Суре.[90] А ведь именно Курмыш сделался первой ставкой разинского эмиссара Максима Осипова, где его встретили с почётом, с образами, во главе с курмышским воеводой и духовенством.[91] Сюда Осипов привел «Нечай-царевича» − родственника Степана Разина.[92] Отсюда восстание распространилось на Лысково и Мурашкино. Лысково и Мурашкино находятся в непосредственной близости от родного села Никона – Вельдеманово, и, вероятно, поэтому они вскоре стали центрами восстания в крае, населённом соплеменниками ссыльного патриарха. Эти соплеменники, очевидно, и были главными заводилами бунта, иначе современник не вставил бы в свой рассказ о восстании ремарку, о том, что царские палачи «…никого не наказывали строже, чем пленных казаков мордвинов…».[93] Это указание, позволяет сделать вывод о том, что нижегородская мордва была у карателей на «особом счету», а сообщение другого современника о том, что вместе с Разиным повстанческой армией руководил «патриарх Demainzone»,[94] говорит о более деятельном участии Никона в событиях сентября-ноября 1670 года, происходивших в очерченном выше регионе. Условным переводом загадочного имени упомянутого патриарха, в данном случае может быть «низложенный».
Очевидно, что после поражения восстания, Никон, хоть и находившийся под подозрением, сумел уйти от ответственности. Он не отрицал, что восставшие пытались с ним связаться, но наотрез отказался от обвинений в сотрудничестве с ними, про которое говорили допрошенные повстанцы.[95] Своё предупреждение о «разорении козацком» Никон теперь уже выдавал за «прозорливость», и пытался вызвать жалость царя, говоря ему: «Теперь я болен, наг и бос, и креста на мне нет третий год».[96] Известно, что в отношении князя Черкасского, родственника которого называли самозванцем, следствие велось. Но нет ничего, что бы говорило о таком же следствии в отношении Никона. Впрочем, в 1671 году условия проживания Никона в ссылке были ужесточены.[97] Была усилена охрана кельи, по дорогам к монастырю были расставлены караулы.[98]
Очевидно, что главную роль в этом сыграло то, что Алексей Михайлович испытывал глубокую личную благодарность к Никону за благодеяния оказанные патриархом царской семье, в период морового поветрия. Эту благодарность царь открыто высказывал Никону ещё в 1669 году на Соборе, когда его обвиняли и лишали сана. Алексей «Тишайший» прилюдно поклялся, что за сделанное патриархом добро даже мысли не допустит о казни Никона.[99]Царские клятвы дорогого стоят, и не исключено, что благодаря им, в отношении патриарха, с именем которого на устах шли в бой повстанцы, не было никакого серьёзного расследования.
К тому же, вероятно, Разиным была уничтожена или спрятана переписка с ссыльным патриархом, что не позволило впрямую обвинить Никона. Известно, что в разгар восстания Никон говорил своим келейникам, что когда поймают «воровских казаков» утверждавших, что у них есть корреспонденция от патриарха, то его писем при них не найдут, потому что их там никогда не было.[100] Действительно таких писем не нашли, и в этой связи важным нам кажется сообщение о малодушии младшего брата Разина – Фрола Разина, который перед казнью выкрикнул «слово и дело государево» и сказал, что знает, где Степан Разин спрятал некие важные бумаги. Казнь была немедленно отменена, и Фрол прожил ещё пять лет, пока эти бумаги искали. Впрочем, Фролу это не помогло, и когда бумаг не нашли его казнили.[101] Не эти ли бумаги, которые так тщательно спрятал Разин, могли указать на причастность Никона к восстанию?
Только после смерти Алексея Михайловича, на Священном соборе 1676 года церковными иерархами противниками Никона, ему были предъявлены обвинения в «государевой измене», которые, впрочем, прямых подтверждений так и не нашли.
Обращает на себя внимание участие на стороне восставших духовенства, как «белого» так и «чёрного». Действительно, священники и монахи активно действовали в восставшем войске, служа и писарями, и агитаторами, и простыми бойцами и командирами подразделений. Разумеется, такое поведение духовенства можно объяснить состоянием самого русского общества перед началом разинского восстания. Это состояние было крайне нестабильным. Всё было наполнено эсхатологическими ожиданиями − явившаяся в 1664 году, над Центральной Россией, комета: «звезда велика и долга по поднебесной широте борзолетящая» служила для людей подтверждением скорого конца света. Он, кстати, был назначен на 1669 год в полночь с субботы на воскресенье перед масленицей. В этом году многие крестьяне не стали пахать землю, перестали кормить скот. Люди каялись друг другу в грехах, молились, и, надев белые одежды, ложились в гробы.[102] «Кончина мира» не наступила, но волнения только усилились, и они не могли не коснуться рядового священничества.
Восстание народа, освященное именем гонимого патриарха, заставляло переходить на сторону повстанцев целыми приходами, вместе со своими пастырями. Мы сами видим, что в целом ряде городов бунтовщиков встречали с колокольным звоном и со священническим клиром во главе. Однако у священников было немало причин не принимать восстание, ведьРазин и разинцы, в традиционной историографии выставляются гонителями духовенства. Мятежный атаман сам «…на Дону церквей Божиих ставить и всякого пения петь не велел, и священников с Дону сбил».[103] По рассказам иностранцев, Разин «…грабил и осквернял храмы и всё, что принесено и посвящено богу, при этом изгонял духовных лиц из их владений».[104] Хрестоматийным примером гонений на священнослужителей стал эпизод расправы разинцев с астраханским митрополитом Иосифом. Доставалось и простым сельским священникам, и, тем не менее, духовенство сражалось на стороне восставших.
Сельских священников принадлежащих к «белому» духовенству называли ещё «бельцами». Участие в бунте «бельцов» историк Н. Фирсов объясняет, как тяжелым материальным положением «белого» духовенства, так и их неприязнью к церковным новшествам Никона.[105] Однако мы считаем, что нельзя говорить о том, будто священники примыкали к бунту, потому что ими двигала борьба за «старую веру». Такого лозунга мы у разинцев не встретим. Историк С. Томсинский совершенно справедливо указывал, что: «Раскол, как массовое религиозное движение, начинает развиваться только после казни Разина. Широкие народные массы не были в курсе религиозных споров».[106] Тогдашние вожди старообрядчества также обошли «козацкое разорение» молчанием. Протопоп Аввакум – один из главных противников Никона, нигде ни словом не упоминает о Разине и разинцах, хотя соловецким бунтарям сочувствует, и пытается наладить с ними связь.[107] Впрочем, и в «Соловецком сидении» не всё так однозначно. Традиционно считается, что соловецкие монахи протестовали против никоновских реформ, однако это несколько поверхностный взгляд. С уверенностью можно сказать, что жителям Соловков не нравились исправления богослужебных книг, но протест начался именно из-за нежелания принимать навязанного Москвой настоятеля. Сопротивление монахов продолжалось до 1676 года, причём до 1674 года они молились за царя Алексея Михайловича.[108]
Как мы уже говорили выше, на этом этапе церковных реформ лозунги раскола ещё не зазвучали в полной мере. Речь шла об исправлении ритуалов и книг, и несогласные с этим церковники скорее рисковали попасть в число маргиналов, противившихся воле царя и патриарха. А вот разлад Никона с царём, его оппозиция как раз и могли быть причиной того, что многие священники, особенно в многонациональном Поволжье, вставали на сторону восставших. Дело в том, что среди сторонников Никона из числа духовенства отмечались как раз «Попы мирские, яко Никонова предания ревнители, нарицаемии никониане…»[109]
Эти «попы мирские», зачастую выдвинутые из среды самих верующих, нередко потомки коренных жителей Поволжья, и были тем отрядом духовенства, который поддерживал Никона. И здесь важно рассмотреть какие обвинения восставшие предъявляли тому же митрополиту Иосифу. Из правительственного «розыска о убиении Астраханского митрополита Иосифа сообщниками Разина» узнаем, что при казни митрополита восставшие вспомнили опального патриарха: «Снимайте с митрополита сан, он митрополит снимал же и с Никона патриарха сан».[110] И пусть митрополита Иосифа среди снимавших сан с Никона не было, но он был одним из главных противников и обвинителей патриарха.[111] Таким образом, и в случае расправ с другими священнослужителями мы можем допустить, что речь идет о противниках Никона, его хулителях. То же и о сожжении церквей – церкви жгли не везде, и здесь следует согласиться с исследователями в том, что храмы уничтожались именно в приходах изменников.[112]
Среди восставших «низшее» духовенство играло важную роль, многие руководящие посты занимали люди духовного звания, и здесь вероятно, главной была приверженность самих священников Никону. Документы тех лет пестрят упоминаниями «попов», «протопопов», «чёрных попов» и др. находившихся в отрядах восставших, и нередко руководивших этими отрядами. Историк Н. Фирсов пишет, что сам Разин, не будучи слишком религиозным «у себя в войске оставил попов, не желая идти против привычек массы, но это были его попы, “воровские”, разинцы».[113]
Эти «воровские» попы были повсюду. Известно, что одним из руководителей крестьянского движения под Козмодемьянском был соборный поп Михайло Федоров. Сподвижником Акая Боляева был поп села Никитина, взятый в плен в битве не речке Кандаратке, и после допроса казненный.[114] У самого Разина канцелярией заведовал поп Андрюшка.[115] Агитатором был распоп (расстрига, бывший поп) Тимофей Иванов, который «…воровские казацкие заговоры писал».[116] Н. Фирсов указывает, что: «в актах отмечаются и другие попы, торжественно и соборно, с причтом, с хоругвями, иконами и хлебом-солью встречавшие “воровских людей”, наступавших всегда с красными знаменами и конскими хвостами на шестах. Были и такие попы, которые предводительствовали небольшими крестьянскими партиями и воевали не хуже казацких атаманов. Таков был, например, поп Савва, который во главе 18-ти человек крестьян, присоединившись к казакам, вел партизанскую борьбу со служилыми людьми».[117]
Другим подобным отрядом было, так называемое, духовенство «чёрное». Нет, не архиереев и епископов имеем мы здесь в виду, хотя и среди них было немало сторонников, как самого Никона, так и его идей. Говоря о «чернецах» мы имеем в виду такую категорию русского духовенства, которую в народе называли «чёрными попами». Это были крестьяне и холопы, уходившие от мира в монастыри. Там они принимали духовный сан, а затем возвращались к своим занятиям, а часто просто ударялись в бродяжничество. Таких священников называли «черными попами», «чернецами», «старцами», а женщин, поступивших подобным образом, «старицами». Впрочем, бывало и так, что беглые холопы самовольно накладывали на себя духовный сан, становясь, таким образом, неподвластными мирским феодалам. Учитывая, что это была сравнительно лёгкая возможность избежать закрепощения, тех и других развелось на Руси немало, так, что Соборное уложение прямо предписывало судить таких «деятелей» в Холопьем приказе, и, дознавшись, самозваных «духовников» возвращать владельцам, а действительно постриженных в монашество отдавать на суд церковных властей.[118]
У этих священнослужителей была прямая причина поддерживать Никона, так как он покровительствовал «чернецам», многие из которых были вчерашними «инородцами». И «чёрные попы» и «старицы», зачастую были представителями коренного населения, пытавшимися под покровом чёрной монашеской рясы найти облегчение от тягот жизни в крепостничестве. Таким вчерашним «инородцем» была, по-видимому, и знаменитая «старица» Алёна Арзамасская. В значительной своей части разинские агитаторы как раз были «чернецами». Например, из документов известно, что пойманный в Нижнем Новгороде агитатор «чернец» Дорофей, пришел в город из Астрахани. По мнению исследователей низовья Волги и Астрахань были гнездом разинских агитаторов, которые под видом «чернецов» бродили в народе.[119] А если допустить, что это были не разинские агитаторы переодетые «чернецами», а агитаторы Никона, настоящие «чернецы»? Жившие в окраинных монастырях сторонники Никона всемерно оказывали содействие его борьбе, которая в какой-то мере была и их борьбой, так как Никон, в том числе, боролся и за не подведомственность монастырей мирским властям, что проводилось в жизнь политикой «Тишайшего» царя.
Мы не случайно вспомнили выше Алёну Арзамасскую. С ней связано одно из самых «апокрифичных» и самых любопытных свидетельств о разинском бунте. Согласно этому свидетельству существовало «Житие Алёны Арзамасской», в котором рассказывалось о её борьбе.
Нижегородскому исследователю И. Рубцову посчастливилось держать в руках не дошедшее до нас «Житие Алёны Арзамасской», написанное отшельником Макарьевского Желтоводского монастыря монахом Тиходарием. В этом документе, рассказывавшем о событиях крестьянской войны, было сказано: «…так восстали скитожители островоозерного братства Нафанаиле, что соорудили себе крепость на острове Черного озера. Место сие было болотное топкое и безлюдное. Преподобный Нафанаиле на половине пути от Мурома к Арзамасу за Мухтолкиным острогом засечной черты и вызрел для братии потаенное местожитие. И когда люди Долгорукова проложили к пустынножителям путь, то вся челядь и братия мечём и смолой встретили губителя истинной веры. Уничтожив их жилища, царский мучитель подвергал адовым мукам оставшихся в живых…»[120]
Речь здесь идет о монастыре, находившемся в глуби Салавирьских лесов, на острове одного из карстовых озёр вблизи посёлка Мухтолово Ардатовского района Нижегородской области. Сообщение ценно, кроме всего прочего, тем, что называет князя Долгорукова «губителем истинной веры». Можно подумать, что московский воевода Юрий Долгорукий был проводником никоновских нововведений, и здесь расправился с раскольниками. И мы уже в который раз повторим, что раскол, в том понимании, которое мы в него вкладываем, в этот период ещё не начался. Да и сам князь был противником Никона, и на соборе «всячески порочил» патриарха.[121] Какой же «истинной веры» губителем был в этом случае Долгорукий? За какую «истинную веру» приняли мученическую смерть монахи Островоозёрного братства?
Весть о низложении популярного в народе патриарха без внятно высказанных обвинений, облетела Российское государство «в мгновение ока», и тут уж каждый сам решал, за что пострадал Никон, − за выступления против бояр, или за «истинную веру». В самой клерикальной среде, видимо, уже проведена была черта между сторонниками и противниками Никона.
Выше мы указывали на то, что бывший при Разине чёрный поп Феодосий вполне мог быть ставленником Никона. Здесь мы видим, что практически при каждом руководителе крупного повстанческого отряда находился поп, или чёрный поп, а некоторыми отрядами впрямую руководили священники. Так не были ли эти священнослужители посланниками Никона, своего рода «комиссарами» этой, без преувеличения сказать, гражданской войны? Представителями тайного штаба, из которого шло руководство восстанием. Повторимся, что когда Разин потерпел поражение под Симбирском, и бежал на Дон, восстание не захлебнулось, а наоборот, разгорелось с новой силой, и все главные сражения этой войны случились уже после сентября 1670 года. Кто-то же руководил восставшими, и руководил очень умело.
Напомним, что ряд атаманов действовавших в междуречье Оки, Волги и Суры, просто не откликнулись на призыв Разина о помощи, предпочтя выполнять другие, кем-то перед ними поставленные цели. Эти цели очевидны. Взять Арзамас, чтобы перерезать главный сухопутный тракт, связывавший низовья Волги и Москву. Взять Нижний, чтобы перерезать главный водный путь соединявший Астрахань, Москву и Казань. И уже отсюда грозить оголодавшей без волжской торговли Москве, требуя вернуть патриарший трон законному владельцу. Или сместить несговорчивого царя, расправиться попутно с боярами, и поставить Лжеалексея на царство. Для России правление самозванца было не ново, тем более что реальным правителем был бы другой «кандидат». Вот какая картина вырисовывается, если допустить, что руководил восстанием совсем не Степан Разин.
Но бой был проигран, Разин выдан и казнён, повторный поход на Симбирск закончился провалом, и для Никона речь уже зашла о спасении своей головы. Ссыльный патриарх, безусловно, мог рассчитывать только на личное расположение царя, так как боярское окружение жаждало его крови. И его расчёт сработал. Кроме того, Алексею пришлось учитывать и общественное мнение. Что было бы, если бы и внутри страны, и вовне было объявлено, что к руководству восставшими причастен человек, которого сам же «тишайший» царь и объявил великим государем, практически своим отцом. Возможно, Алексей Михайлович подспудно желал, чтобы это оказалось неправдой, и после того как прямые доказательства найдены не были, постарался дело побыстрее свернуть, тем более и сам Никон, больной и надломленный, опасности уже не представлял.
Ни слова об участии Никона не было сказано и в обвинительном приговоре Разину, и даже наоборот: формулировка об использовании имени ссыльного патриарха восставшими, скорее выгораживала Никона, делая его жертвой разинского обмана. Несмотря на явные следы участия Никона в деле восстания, благодаря вмешательству Алексея Михайловича, начиная с 1672 года и до смерти царя 30 января 1676 года, режим заключения низложенного патриарха был очень облегченным. В этом, и в неоднократных щедрых царских милостынях, и во внимании к просьбам Никона, мы видим единственно следствие огромного расположения царя к своему «собинному другу», которого и в ссылке, после всех событий разинского бунта, он называл «святым и великим отцом».[122] К тому же и Никон к этому времени, потерпев такие поражения, психологически был надломлен. Об этом говорит его мелочная тяжба с монахами Кирилловского Белозерского монастыря из-за недостаточного, по мнению Никона, снабжения его продовольствием.
Некогда, патриарх могущественной церкви, а нередко и правитель могущественного государства, ссорился с монахами, писал на них доносы, и обвинял их в «напускании ему в келью чертей». Царь терпеливо принимал все его жалобы и успокаивал Никона, посылая ему подарки и деньги. Несмотря на такие перемены, в Никоне, по словам историка «выказалось» другое стремление к «высшей деятельности». Он стал лечить людей, и под конец его жизни, в келью к патриарху, набивалось немало страждущих исцеления, и отовсюду стекались больные.[123] А звание патриарха ему вернул сын царя Алексея – Федор Алексеевич, и тело Никона захоронили в его детище – Новом Иерусалиме.
На основании вышеизложенного мы допускаем, что во главе организации крупнейшего выступления крестьян и казаков, случившегося во второй половине XVII века стоял не один только буйный донской атаман Степан Разин, а ещё и низложенный патриарх Никон, который в достижении своих целей использовал атамана и его удальцов как катализатор восстания. Разин по каким-то причинам не выдал своего патрона даже под пыткой, и в числе таких причин мы видим возможное общее этническое происхождение, а также исключительную веру Разина в «святость» Никона и его дела. Однако, тот факт, что Разин, от которого во время пытки требовали указать, «что стало причиной его злого умысла», отказывался говорить об этом с палачами, настаивал на личной встрече с царём, которому он «без пытки и совершенно свободно поведает всю правду, в том числе и о причинах своего выступления»,[124] может указывать на то, что мятежный атаман хотел выдать главного виновника в обмен на свою жизнь. Об этом говорит и то, что ещё до пытки Разин указал на своего крестного отца Корнея Яковлева, как на бывшего соратника.[125] Придворные удержали Алексея Михайловича от личной встречи с мятежником, и тайну свою Разин унёс с собой.
[1] Буганов В.И. Крестьянские войны в России XVIZI-XVIII вв. М., 1976. С. 103; Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 219.
[2] Дело о патриархе Никоне: издание Археографической комиссии по документам Синодальной (бывшей Патриаршей) библиотеки. СПб., 1897. № 94, № 100. С. 369.
[3] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1962. Т. III. С. 80, 81.
[4] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 139.
[5] Указ. Соч. С. 142.
[6] Указ. Соч. С. 141.
[7] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С.221.
[8] Послесловие/Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 222.
[9] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 133.
[10] Характерно, что и греческие священники, находившиеся в Москве, называли Никона «вторым Златоустом» [Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Соловьев С. М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 229]
[11] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 204.
[12] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 264.
[13] Энциклопедический словарь. Изд. Брокгауза и Ефрона. Т. I А-Алтай, СПб., 1890. С.417 – с. 483.
[14] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 142.
[15] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 190.
[16] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 134..
[17]Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 86-87.
[18] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 145.
[19] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 203.
[20] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 165.
[21] Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 87.
[22] Напомним, что первыми раскольниками были названы последователи Капитона – «капитоны» в 1652 году, однако движение «капитонов», хоть и охватившее достаточно большую территорию тогдашней Руси никак не было связано с церковными реформами Никона [Румянцева В.С. Народное антицерковное движение в России в XVII веке. М., 1987. С. 78].
[23] Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 87-88.
[24] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 199.
[25] Послесловие/Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 220-221.
[26] Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 18, 20-21.
[27] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 136.
[28] Иностранные известия о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1975. С. 66.
[29] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 258, 265.
[30] Иностранные известия о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1975. С. 66.
[31] Сахаров А.Н. Степан Разин (Хроника XVII века). М., 1973. С. 31.
[32] Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 12.
[33] Указ. Соч. С. 37.
[34] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 264.
[35] Савельев Е.П. Древняя история казачества. М., 2002. С. 336.
[36] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 265.
[37] Указ. Соч. С. 264.
[38] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 268.
[39] Малышев А.В. К истории Разинского движения (Бой у села Мурашкино 22-23 октября 1670 г.)//Новогардия № 4 (12), 2021 г. URL: http://novogardia.info/index.php/1k/article/view/324/315 дата обращения 4.10.23.
[40] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 260.
[41] Указ. Соч. С. 262, 265.
[42] Иностранные известия о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1975. С. 148 пр.18.
[43] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С.267.
[44] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1954. Т. 1. С. 235, 279-280.
[45] Иностранные известия о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1975. С. 67.
[46] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1959. Т. 2, ч. 2. С. 20, 74.
[47] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1959. Т. 2. ч. 2. С. 31, 44.
[48] Усенко О. Г. Об отношении народным масс к царю Алексею Михайловичу//Царь и царство в русском общественном сознании (Мировосприятие и самосознание русского общества). Вып. 2. М., 1999. С. 80.
[49] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., Т. 3.С. 172-173, 177.
[50] Записки иностранцев о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1968. С. 111.
[51] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1954. Т. 2, ч. 1. С. 141, 203, 341.
[52] Прелестные грамоты С.Т. Разина URL: https://studref.com/707091/istoria/prelestnye… (дата обращения 30.05.21).
[53] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 145.
[54] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 297.
[55] Записки иностранцев о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1968. С. 111.
[56] Иностранные известия о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1975. С. 57.
[57] Сахаров А.Н. Степан Разин (Хроника XVII века). М., 1973. С. 245.
[58] Фирсов Н.Н. Крестьянская революция на Руси в XVII веке. М.-Л., 1927. С. 86.
[59] Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 68-69.
[60] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1962. Т. III. С. 172.
[61] Буганов В.И. Разин и разинцы. Документы, описание современников. М., 1995. С. 124, 139, 140.
[62] Лобачев С.В, Патриарх Никон. СПб., 2003. С. 251.
[63] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1959. Т. II. Ч. 2. С. 31.
[64] Усенко О.Г. Бродячие дети второго Романова. Галерея лжемонархов от Смуты доПавла/ Альманах «Родина». Вып. 8. 2006. С. 60.
[65] Усенко О.Г. Об отношении народным масс к царю Алексею Михайловичу//Царь и царство в русском общественном сознании (Мировосприятие и самосознание русского общества). Вып. 2. М., 1999. С. 80.
[66] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т. III. С. 81.
[67] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т. III. С. 177.
[68] Чертанов М. Степан Разин. М., 2016. С. 227.
[69] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т. III. С. 177.
[70] Сень Д.В. Дипломатические отношения Крымского ханства и Войска Донского: переписка Гиреев с атаманом С.Т. Разиным//Средневековые тюрко-татарские государства. Вып. 5. Казань. 2013. С. 90-97.
[71] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т. III. С. 177.
[72] Там же. С. 172.
[73] Дополнения к Актам Историческим, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1872. Т. 12. С. 137.
[74] Записки иностранцев о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1968. С. 111.
[75] Иностранные известия о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1975. С. 77 пр. 21.
[76] Иностранные известия о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1975. С. 124.
[77] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1962. Т. II, Ч. 1. Док. 48. С. 142.
[78] Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т. II, Ч. 1. Док. 283. С. 464.
[79] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С.209.
[80] Указ. Соч. С. 222-223.
[81] Указ. Соч. С. 209-210.
[82] Иностранные известия о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1975. С. 118, 136.
[83] Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 150.
[84] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 243.
[85] Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 150-151.
[86] Малышев А.В. К истории Разинского движения (Бой у села Мурашкино 22-23 октября 1670 г.)//Новогардия № 4 (12), 2021 г. URL: http://novogardia.info/index.php/1k/article/view/324/315 дата обращения 4.10.23.
[87] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 268.
[88] Томсинский С.Г. Разиновщина/Крестьянские движения в феодально-крепостной России. М., 1932. С. 87.
[89] Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Соловьев С. М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С.300.
[90] Дело о патриархе Никоне: издание Археографической комиссии по документам Синодальной (бывшей Патриаршей) библиотеки. СПб., 1897. № 94. С. 93.
[91] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 299.
[92] Малышев А.В. К истории Разинского движения (Бой у села Мурашкино 22-23 октября 1670 г.) //Новогардия № 4 (12), 2021 г. URL: http://novogardia.info/index.php/1k/article/view/324/315 (дата обращения 30.05.23).
[93] Иностранные известия о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1975. С. 73.
[94] Указ. Соч. С. 12.
[95] Дело о патриархе Никоне: издание Археографической комиссии по документам Синодальной библиотеки. СПб., 1897. № 100. С. 109.
[96] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 265, 266-267.
[97] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 219.
[98] Севастьянова С.К. Материалы к «Летописи жизни и литературной деятельности патриарха Никона». СПб., 2003. С. 217.
[99] Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 112-114.
[100] РГАДА. Ф. 27, Оп. 1., д. 140 а, ч. I, л. 187а-188.
[101] Записки иностранцев о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1968. С. 126-127.
[102] Ржига Н.Ф. Разиновщина и Раскол//Нижегородский краеведческий сборник. Н. Новгород, 1924. Т. I. С. 129-131.
[103] Записки иностранцев о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1968. С. 121.
[104] Иностранные известия о восстании Степана Разина. Под ред. А.Г. Манькова. Л., 1975. С. 69.
[105] Фирсов Н.Н. Крестьянская революция на Руси в XVII веке. М.-Л., 1927. С. 85-86.
[106] Томсинский С.Г. Разиновщина/Крестьянские движения в феодально-крепостной России. М., 1932. С. 92.
[107] Житие Аввакума и другие его сочинения. Сост. А.Н. Робинсон. М., 1991. С.104, 156.
[108] Соловецкое восстание. Электронный ресурс URL: https://ru-wikipedia-org… дата обращения 30.05.21.
[109] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1992. Т. 2. С. 178.
[110]Розыск о убиении Астраханского митрополита Иосифа сообщниками Разина // Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1842. Т. IV. № 226. С. 488.
[111] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12.С.224.
[112] Усенко О.Г. Психология социального протеста в России XVII-XVIII вв. Тверь, 1995. Ч. 2. С. 36-37.
[113] Фирсов Н.Н. Крестьянская революция на Руси в XVII веке. М.-Л., 1927. С. 85.
[114] Указ. Соч. С. 110
[115] Сахаров А.Н. Степан Разин (Хроника XVII века). М., 1973. С. 245.
[116] Исторический архив. Под редакцией Б.Д. Грекова. М.,-Л., 1936. Т. I. С. 75.
[117] Фирсов Н.Н. Крестьянская революция на Руси в XVII веке. М., Л., 1927. С. 104-105.
[118] Соборное уложение 1649 года. Л., 1987. Гл. XX. Ст.67, 68. С. 111.
[119] Исторический архив. Под редакцией Б.Д. Грекова. М.-Л., 1936. Т. I. С. 76-77.
[120] Малышев А.В. Terra incognita Ардатовского края//Вопросы архивоведения и источниковедения в высшей школе. Арзамас, 2019. С. 268.
[121] Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона патриарха московского и всея России. М., 1997. С. 111.
[122] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 268.
[123] Указ. Соч. С. 269-271.
[124] Казаков Г.М., Майер Ингрид. Иностранные известия о казни Степана Разина. Новые документы из Стокгольмского архива//Slovene. 2017. № 2. С. 230-231.
[125] Соловьев С.М. История России с древнейших времен//Соловьев С.М. Сочинения: в 18-ти кн. М., 1991. Кн. VI. Т. 11-12. С. 228.
